Проект "Дау": новый уровень отношений искусства и реальности

После многолетних отсрочек один из самых грандиозных, долгожданных и необычных проектов в истории российского, если не мирового кино - "Дау" режиссера Ильи Хржановского - наконец-то представили в Париже. Задуманная изначально как история жизни великого физика Льва Ландау картина превратилась в пугающий своей величественностью и беспощадностью портрет советской эпохи.

Лондон

"На следующий год в Канне", "Этим маем в Канне" - подобные обещания на протяжении нескольких лет я слышал и от самого Хржановского, и от членов его команды, обосновавшихся на длительный процесс постпродакшна в Лондоне. Даже сам по себе постпродакшн - обработка, монтаж, озвучка и превращение в готовые фильмы свыше 700 часов киноматериала, отснятого в течение нескольких лет в Харькове, Петербурге, Москве - превратился в некое полумифическое действо, происходящее в огромном особняке на лондонской Пикадилли, одном из самых престижных и дорогих районов не только в британской столице, но и в мире.

Особняк на Пикадилли - без вывески, без каких бы то ни было внешних опознавательных знаков - за эти несколько лет стал одним из самых интригующих мест Лондона. Чтобы туда попасть - по приглашению - нужно было пройти через вахту, устроенную по образу и подобию пропускных пунктов в типичном советском учреждении 50-60-х годов. И проверяют вас одетые в строгие советские костюмы охранники. После того как ваш облик зафиксирован во вполне современной электронной памяти установленной на стойке крохотной цифровой фотокамеры, от вас требуется уже от руки вписать свое имя и поставить подпись в огромной амбарной книге, какие, как мне казалось, остались только в памяти переживших советскую эпоху людей.

Тебя встречают и по роскошной широкой лестнице проводят в загадочное внутреннее пространство. В каждую новую комнату пройти можно только в сопровождении провожатого. Как и с фотографией, здесь мир советского прошлого сочетается с самой современной системой безопасности: двери открываются и закрываются только при прикосновении к специальному датчику особого пропуска. Повсюду советские плакаты, знамена, витрины с образцами советской пропаганды и предметами советского быта. В слабо освещенных переходах и на лестничных площадках натыкаешься на искусно сделанные манекены - облаченные то ли в военную форму, то ли в гражданские костюмы по моде 1930-х, 40-х, 50-х. Выглядят они настолько реалистично, что, даже со временем, привыкнув, все равно шарахаешься от очередной возникающей вдруг в полутьме мрачной фигуры. В главном зале зловещий манекен свисает с потолка, своей мрачной фигурой еще более подчеркивая особый дух места.

Из радиол 50-60-х годов звучат песни советского периода. В одной из комнат вся стена превращена в иконостас из современных мониторов - их там штук 20, в каждом из которых независимо друг от друга и без звука закольцовано крутится хроника довоенных и послевоенных лет.

Впервые в студию "Дау" я попал лет шесть назад, когда она занимала еще не целый особняк, а всего лишь этаж офисного здания пусть и не на роскошной Пикадилли, но в не менее дорогом и престижном лондонском Сити. Попал по приглашению работавшей на проекте знакомой. Встретили меня дружелюбно, накормили борщом, пельменями, предложили на выбор несколько десятков самых разнообразных и вкуснейших водочных настоек. Кино тогда никакое не показали - процесс монтажа только начинался, но показали с десяток-другой огромных альбомов, зафиксировавших творившееся под эгидой проекта в Харькове невероятное действо. Рассказывали о нем мне и мои друзья-музыканты - Леонид Федоров и Владимир Волков, с самого начала вовлеченные Хржановским в создание сопровождающей "Дау" музыкальной ткани.

С переездом проекта на Пикадилли я стал бывать там чаще. Постепенно студия превратилась чуть ли не в главное богемное место русского (и не только русского) Лондона. Что, впрочем, совершенно неудивительно - кому не интересно приобщиться к легендарному проекту, собственными глазами увидеть изнутри столь необычное здание, пообщаться с его обитателями и завсегдатаями - кинематографистами, художниками, музыкантами, медиаперсонами и даже олигархами. При том, что ассортимент водочных настоек неуклонно расширялся и стал включать и вовсе экзотические образцы типа настойки на оленьих гениталиях! А набор закусок и угощений, тематически неизменно советских по своему гастрономическому генезису - селедка с картошкой, соленые огурчики, борщ, пельмени, винегрет, салат-оливье, хачапури и т.п. - в любое время дня и ночи выносился аккуратными официантками из спрятанной где-то в глубине кухни.

Масштаб и объемы готовящегося на кинокухне поражал даже больше чем весь антураж. Речь шла о 13 (!) полнометражных художественных фильмах - каждый со своей сюжетной историей, телесериале, документальном фильме и специальной онлайн-медиа-платформе. Готовый продукт показывали только избранным - нередко опять-таки в самое неурочное время - например, в полночь.

Наконец, и я договорился о просмотрах - в дневное время, как правило, на выходных, и за три-четыре сеанса, по три-четыре часа каждый, отсмотрел примерно дюжину часов отснятого материала: несколько полнометражных фильмов, пару серий из телесериала и тридцатиминутный дайджест всего проекта. Смотрел в одиночестве, в крохотном, очень комфортабельном просмотровом зале, и содержание каждого следующего сеанса - с учетом уже просмотренного и, очевидно, с учетом смотрящего - определял сам Хржановский. Факт этот, признаться, произвел на меня сильное впечатление - мастер, в многолетнем проекте которого были задействованы многие тысячи человек, со всем вниманием и всем тщанием подходит к показу своей работы чуть ли не каждому отдельному зрителю.

Впечатление от увиденного было невероятно сильным, иногда шокирующим и крайне необычным. Но об этом - ниже.

Сам 43-летний Илья Хржановский - обаятельный московский интеллигент - производит самое благоприятное впечатление. Его полудетское лицо в старомодных роговых очках и с неизменно добродушным выражением как-то не очень вяжется с грандиозной мрачностью его продукта.

Он - сын замечательного советского мультипликатора Андрея Хржановского. Все помнят "Жил был Козявин" и "Стеклянную гармонику", а я особенно люблю уникальные по замыслу и исполнению картины с ожившими рисунками Пушкина. Уже совсем недавно Андрей Хржановский снял "Полторы комнаты" - фильм о Бродском и по Бродскому.

Илья же после окончания ВГИКа в мастерской Марлена Хуциева и нескольких лет работы в рекламе прославился фильмом "4" - странной, жесткой, фантасмагорической экранизацией сценария Владимира Сорокина. Фильм получил "Золотой кактус" на самом неортодоксальном, славящемся склонностью к авангарду и эпатажу Роттердамском фестивале и во многом определил эстетику Хржановского - многочасовое, многодневное, многонедельное вживание в среду живущих своей жизнью, но в экстремальных условиях людей. Проявил он и склонность к культовым персонажам - режиссер-дебютант сумел заполучить себе в кадр Сергея Шнурова, Леонида Федорова, Константина Мурзенко и даже легендарного Алексея Хвостенко.

Изначальным толчком к "Дау" стали опубликованные в 1999 году воспоминания вдовы Ландау Конкордии Дробанцевой. Считается, что привлекло Хржановского к этой истории вскрытое в ней сочетание гениальности и сексуального экспериментирования - между супругами Ландау был заключен вполне экстремальный для советской реальности "пакт свободной любви". Однако вскоре стало ясно: полные самолюбования пожилой женщины мемуары даже в малой степени не способны были отразить нарастающую, как снежный ком, грандиозность замысла режиссера.

К написанию сценария вновь был привлечен Сорокин. Отсняв какие-то сцены в Москве и Петербурге, съемочная группа переместилась в Харьков, где постепенно сложился и главный герой картины - вовсе не Ландау, а Институт. Институт, как модель общества и модель страны в определенную эпоху.

Институт

Причин, по которым основная часть фильма снималась в Харькове, несколько. Во-первых, в 1930-е годы Ландау пять лет проработал там в Украинском физикотехническом институте (УФТИ), и в этом смысле выбор натуры соответствовал исторической правде. Во-вторых, сохранившая куда больше, чем Москва характерный для эпохи архитектурный конструктивизм харьковская городская среда в идеальной мере отвечала задаче воспроизведения нужной Хржановскому атмосферы. В-третьих, в докрымскую эпоху, когда российско-украинского противостояния либо не было вовсе, либо в русскоязычном Харькове оно было малозаметно, договариваться с властями, поначалу весьма радушно воспринявшими приезд большого кинематографического десанта, было куда легче, чем, скажем, в избалованной Москве. Достаточно сказать, что в фильме в ролях, соответственно, первого секретаря горкома КПУ Украины и наркома тяжелой промышленности снялись действующие украинские политики - тогдашний глава администрации Харькова Михаил Добкин и министр по чрезвычайным ситуациям Украины Нестор Шуфрич. Ну и, наконец, Харьков был просто существенно дешевле.

Парадоксально, но, приехав в Харьков за конструктивизмом, Хржановский не удовлетворился имевшимися в городе его образцами и построил на территории заброшенного стадиона собственный Институт - зловещее здание в стиле утрированного конструктивизма с вздымающимися над ним монументальными серпами и молотами и замкнутым, закрытым высокими, непроницаемыми стенами двором.

Это была не декорация, не выгороженный в привычном для кино стиле павильон. Эта было реальное советское научное учреждение - с реальными учеными, реальными экспериментами, реальными квартирами и общежитиями, в которых жили специалисты и обслуживающий персонал: охрана, буфетчики, дворники и милиционеры. Люди получали зарплату в советских рублях, тратили ее в столовой с советскими продуктами и напитками. Ни один предмет из быта XXI века - вплоть до нижнего белья - на территории Института не допускался. За употребление слов и понятий, не имевших отношения ко времени действия, любой участник съемочного процесса штрафовался. Издавалась институтская газета, проводились партийные и профсоюзные собрания, функционировал Первый отдел, составленный из бывших сотрудников КГБ и выполнявший свойственную ему работу - пристально следил за неукоснительным соблюдением дисциплины и следованием идеологии, строго, грубо и иногда жестоко наказывал нарушителей и склонял сотрудников к стукачеству.

Так Институт прожил почти три года - с 2008 по 2011. Каждый прожитый месяц приравнивался к году, таким образом оказались покрыты три десятилетия - с середины 30-х по середину 60-х годов.

За этим реально-сюрреалистическим миром практически все время следили кинокамеры, руководил которыми выдающийся немецкий кинооператор Юрген Юргес, работавший с Фасбиндером, Херцогом и Вендерсом.

Постепенно становилось ясно, что складывающаяся кинематографическая структура не укладывается ни в какой, даже самый свободный сценарий, что институтская реальность, пусть и подчиненная железной воле режиссера, живет по своим законам и формирует художественную ткань куда более яркую и впечатляющую, чем любая авторская придумка. Люди жили своей жизнью - работали, интриговали, ссорились, предавали друг друга, занимались сексом, изменяли друг другу, выясняли отношения. Они довольно быстро привыкли к камерам и практически перестали их замечать - тем более, что съемки происходили отнюдь не беспрерывно, а правила придуманной, но ставшей настоящей жизни надо было соблюдать вне зависимости от того, смотрит на тебя камера или нет.

Хржановского все это более чем устраивало. Как постановщик уже не кино, а грандиозного социально-исторического эксперимента, он, как демиург, возвышался надо всем происходящим, вылавливая, а то и умело провоцируя спрятанные где-то в глубине человеческих душ, но вскрывающиеся в экстремальных условиях потайные импульсы, желания, мечты, отчаяния, надежды и разочарования.

Кастинг

В пресс-релизе "Дау" говорится, что в общей сложности в проекте - 400 "основных" ролей и 10 тысяч статистов. Огромное большинство этих людей - не только не кинопрофессионалы, но и, как уже было сказано, призваны они были в институт заниматься своей основной, некиношной работой. Среди них были ученые: математики, физики и биологи. От совсем молодых ребят - мне довелось познакомиться с Эдуардом Дурьевым, которого в 2011 году, 19-летним студентом, вместе с сокурсниками-математиками из Высшей школы экономики пригласили на несколько недель поработать в проекте (собственно, позаниматься своей математикой, только в обстановке, костюмах и прическах 1964 года) - до крупнейших специалистов профессоров и академиков. Некоторые, как нобелевский лауреат Дэвид Гросс, приезжали на короткий срок, другие, как профессор Андрей Лосев, жили в Институте годами, с семьей, и решительно, до шокирующей самоотверженности, отдавались камере своей не только профессиональной, но и личной - со скандалами, разборками и сексом - жизнью.

Появлялись и персонажи московской богемной тусовки, для которой поездка в Институт стала увлекательным и модным психоделически-временным трипом. Среди эпизодических персонажей мелькали бывший гендиректор "Коммерсанта" и член совета директоров "Ведомостей" Демьян Кудрявцев, кинорежиссер Александр Шейн и многие другие.

Есть тут и крупнейшие, глобального уровня фигуры из мира искусства: выдающийся театральный режиссер Анатолий Васильев (ему досталась роль академика Крупицы, прообразом которого был Петр Капица), один из ярчайших персонажей международного арт-мира Марина Абрамович, знаменитый оперный режиссер Питер Селлерс и фотохудожник Борис Михайлов. Список можно продолжать долго.

Как и классические британские исторические костюмные драмы "Госфордсикй парк" или "Вверх и вниз по лестнице", "Дау" идеально воспроизвел жесточайшую кастовость якобы бесклассового советского общества - контраст между условиями и образом жизни научной элиты и обслуживающего ее персонала шокирует. Впрочем, и те, и другие - в равной степени рабы жестокой машины безжалостного государства.

Ключевым был выбор исполнителя титульной (не решаюсь назвать ее главной, выделить главную здесь невозможно) роли. Сам харизматик, Хржановский остро нуждался в исполнителе, который совпадал бы не только с характерной долговязой фигурой и острым, ярким, тонким, узким лицом Ландау, но главное - с его неповторимой харизмой. Выбор пал на превратившегося за пару десятков лет жизни и работы в России в мирового уровня звезду классической музыки греческого дирижера Теодора Курентзиса.

"На самом деле национальность не важна: гений - всегда иностранец, то есть всегда иной, другой, чужой по отношению к окружающим людям и к миру, в котором он находится. Мне изначально было ясно, что этот герой не может быть европейцем, это должен быть представитель культуры другого типа, более древней, чем наша. Греки, как и евреи, - народ, тысячи лет назад имевший отношения с богами, что отражено в античной литературе и в Ветхом Завете. Античные герои обманывают, врут, убивают, и одновременно это существа высочайшей морали, просто они живут по другим законам", - говорит Хржановский.

В 2011 году, по окончании съемок, Институт был торжественно разрушен, и на его обломках была устроена грандиозная вечеринка - с музыкой вполне современной, не из советского ретро. После чего наступил длительный растянувшийся на семь лет лондонский период монтажа и постпродакшна, кульминацией которого и стала проходящая в эти дни парижская премьера.

Париж (не Берлин)

Каким образом представить зрителю столь объемный и столь неортодоксальный как по содержанию, так и по формату материал? Вопрос нетривиальный. Нестандартный проект требовал нестандартного решения. Даже Каннский фестиваль - авторитетнейший, престижнейший и казавшийся еще несколько лет столь заманчивым и даже неизбежным (еще в 2006 году только зарождавшийся тогда фильм попал в число семнадцати наиболее перспективных мировых проектов в официальной каннской программе "Ателье режиссеров") - уже не казался очевидным и достаточным по размаху.

Хржановский задумал три подряд грандиозные премьеры в трех европейских столицах: Лондоне, Париже и Берлине. Первым был назначен Берлин, и в полном соответствии с размахом всего проекта, он должен был запуститься - ни много ни мало - в реконструированном фрагменте Берлинской стены. Однако в результате длительных переговоров берлинские власти отказались дать согласие - память о разделявшем город барьере ненависти слишком сильна, и восстанавливать ее даже на время берлинцы не захотели.

В Париже удалось найти больше понимания. Два театра в самом центре французской столицы - стоящие прямо напротив друг друга "Шатле" и "Театр де ла Вилль" - удачно оказались на реконструкции и смогли без особого ущерба для своей основной деятельности впустить инсталляции и просмотры "Дау" в свои помещения.

"Шатле" - место для русской культуры знаковое, если не сказать легендарное. Именно здесь более века назад проходили дягилевские "Русские сезоны", именно на этой сцене в 1913 году засвистали и забросали проклятьями ставшую с тех пор классической "Весну священную" Стравинского и Нижинского. Так что принимать новое дерзкое русское искусство этому театру не впервой.

Об этом с гордостью говорила директор театра Рут Маккензи, этой преемственности посвящен роскошно изданный к премьере альбом, где работы Бакста, Ларионова, Гончаровой соседствуют с фрагментами инсталляций "Дау".

Поначалу для создания единого пространства предполагалось то ли проложить через площадь соединяющий два театра мост, то ли прорыть под площадью туннель. К лучшему ли, к худшему, но ни построить мост, ни проложить туннель не получилось.

Не довелось мне, как и сотням других приехавших на презентацию накануне открытия журналистов, попасть на ставшую частью проекта инсталляцию в Центре Помпиду, где, как обещают, в специально оборудованной комнате в течение всех дней парижской премьеры, которая должна продлиться до 17 февраля, будут жить и работать на глазах у зрителей ученые Института. Не увидели мы и вдохновленный русским супрематизмом "Красный треугольник" - световое шоу, которое в вечерние часы будет соединять три точки - два театра и Центр Помпиду.

Не услышали мы и музыки Брайана Ино, которая будет сопровождать инсталляцию в "Шатле". Зато увидели самого музыканта, лихорадочно завершавшего работу над композицией.

Фильмы в течение 24 дней демонстрируются в течение 24 часов. Для просмотра нужно приобрести "визу" - выдается она по заполнении специальной анкеты. Виза может быть на шесть часов - за 35 евро, на 24 часа за 75 евро и на все время премьеры - за 150 евро. Как заявили организаторы в связи с задержкой открытия, обладатели "виз" на 24-25 января могут вернуть деньги или посетить площадку в другие дни.

Создатели фильма отдают себе отчет в шокирующем и потенциально травматичном для зрителя характере киноматериала и заботливо подготовили специальные кабинки - типа церковных исповедален, только не из дерева, а из зеркал, - где желающие смогут поделиться впечатлениями и найти утешение в разговоре с психологами и священнослужителями всех вероисповеданий: от раввинов до шаманов. Мне, впрочем, эта затея кажется не больше, чем пиар-акцией.

Финансы, окупаемость и прокат

Даже если все зрители, которых могут вместить на протяжении 24 часов каждый из 24 дней два театра, купят самые дорогие билеты, то вырученные от парижской премьеры деньги составят каплю в море (и это не преувеличение) от тех сумм, в которые за 13 лет проекта инвесторам обошлось создание "Дау". Размер этих сумм не разглашается, в прессе мелькают разные оценки, но весь масштаб происходившего и происходящего заставляет предполагать бюджет крупного голливудского блокбастера. Окупаемость его даже при самом благоприятном развитии событий выглядит, мягко говоря, сомнительной, и эта сторона проекта - чуть ли не самая загадочная.

Долгое время имя основного инвестора держалось в тайне, в общем-то участниками проекта оно и сейчас не афишируется, но давно уже превратилось в секрет полишинеля. Главный источник финансирования - российский олигарх Сергей Адоньев, совладелец компании Yota и спонсор президентской кампании Ксении Собчак. Адоньев - известный меценат, кроме "Дау" он поддерживает и Теодора Курентзиса, и "Электротеатр Станиславского". Он даже лауреат премии министерства культуры России "Меценат года". Но масштабы "Дау" намного превосходят все остальные арт-проекты Адоньева, и если речь идет действительно о чистом меценатстве, то это вызывает удивление на грани оторопи.

Есть еще один аспект финансирования проекта, который кроме чисто материального, обретает еще и политический смысл.

Изначально на производство "Дау" были выделены средства российского министерства культуры. Однако по условиям финансирования, проект должен был быть реализован в определенный срок. Когда это не произошло, министерство в 2015 году востребовало деньги обратно, и они были возвращены.

Зато "Держкiно" - министерство кино Украины - несмотря на срыв по срокам возвращения своих сделанных еще в период съемок в Харькове инвестиций не потребовало, и в результате первый показ 5,5-часовой - одной из множества возможных - версий "Дау" прошел в апреле 2018 года в Киеве. Случай по нынешним временам экстраординарный: в условиях только нарастающего, в том числе и культурного, противостояния между двумя странами Украина поддерживает российский кинопроект.

При этом никакого, во всяком случае, очевидного, актуального политического содержания в фильме нет. Что не делает его появление в России более вероятным - количество нецензурной лексики в нем перехлестывает, никакому запикиванию не поддается, да и Хржановский на это не пойдет.

Впрочем, прокатной версии - той, которая могла бы в качестве цельного кинопродукта выйти на экраны кинотеатров - пока, насколько мне известно, не существует. Говорят о появлении рано или поздно трехчасового прокатного варианта, но как далеко продвинулись в его создании Хржановский с коллегами, пока не ясно.

Вопросы

Разнесшаяся уже по СМИ и соцсетям волна - по мере своего расширения - сводит разговор о собственно содержании и проблематике "Дау" к каким-то простым даже примитивным формулам. Бесконечно приходится слышать о насилии, сексе, манипулировании людьми, о проведении над ними если не безжалостного, то бездушного эксперимента.

Разговоры о насилии отметаю сразу. На фоне того, что творится в коммерческом кинематографе, насилие "Дау" - детский лепет, и не в нем главные проблемы этого проекта.

Вынесение искусства за рамки искусства и вторжение его в реальную жизнь людей ставит серьезные вопросы о правомерности такого рода действий художника. Нас заверяют, что никто из участников проекта не делал ничего против своей воли и в любой момент мог из него выйти. Но все равно многие сцены, а то и целые фильмы вызывают душевный дискомфорт. Сформулировать его очень трудно.

С одной стороны, это восторг и изумление перед мужеством людей - людей реальных, а не полукукол из телевизионных реалити-шоу, решившихся на столь откровенное выворачивание наизнанку своей личной жизни. С другой стороны, сочувствие к людям, потерявшим в процессе длительного эксперимента, а в некоторых случаях и не осознававших в полной мере отношения между реальностью и искусством.

Что позволено художнику? Как далеко он может заходить в своем творении, когда объектом его являются живые люди? Способно ли служение искусству искупить нравственные потери? Не подвергается ли в условиях тотального контроля художника коррупции само искусство, превращаясь в удовлетворение разрастающихся до непомерных масштабов амбиций?

Ответов на эти фундаментальные вопросы у меня нет. Как нет, я понимаю, и у многих из тех, кто видел "Дау", и даже и некоторых из тех, кто принимал участие в его создании.

Очевидно одно - Илья Хржановский вышел не только на какой-то прежде невиданный уровень постижения отношений искусства и реальности, но и на новый уровень постижения природы человека. И сделал это в гигантском, поистине беспрецедентном масштабе.

Именно этим и определяется столь огромный интерес к его работе.

***